7101424c

Маркес Габриэль Гарсиа - Сиеста Во Вторник



Габриэль Гарсия Маркес
Сиеста во вторник
Поезд, выйдя из дрожащего коридора красных скал, углубился в банановые
плантации, бесконечные и одинаковые справа и слева, и воздух стал влажным и
перестал ощущаться ветерок с моря. В окно вагона ворвался удушающий дым. По
узкой дороге рядом с рельсами волы тянули повозки, доверху нагруженные
зеленоватыми гроздьями бананов. За дорогой, на ничем не засаженной и потому
какой-то неуместной здесь земле, стояли конторы с электрическими вентиляторами
внутри, казармы из красного кирпича и проглядывающие среди пыльных розовых
кустов и пальм террасы с белыми столиками и стульями. Было одиннадцать часов,
жара еще только начиналась.
- Лучше поднять стекло, - сказала женщина. -А то у тебя все волосы будут в
саже.
Девочка попыталась, но заржавевшая рама не сдвинулась с места.
Кроме них, пассажиров в этом простом вагоне третьего класса не было. Дым
из паровозной трубы по-прежнему вливался в окошко, и девочка поднялась с места
и положила на свое сиденье вещи - пластиковую сумку с едой и обернутый газетой
букет цветов. Она пересела на скамейку напротив, подальше от окна, лицом к
матери. Обе были в бедном и строгом трауре.
Девочке было двенадцать лет, и на поезде она ехала впервые. Веки у женщины
были в синих прожилках, а ее тело, маленькое, дряблое и бесформенное, облегало
платье, скроенное как сутана. Было непохоже, что она мать девочки - для этого
она казалась слишком старой. Она сидела так, словно позвоночник ее прирос к
спинке скамьи, и обеими руками держала на коленях когда-то лакированный, а
теперь облезлый портфель. Лицо ее выражало полное спокойствие, присущее людям,
живущим все время в бедности.
В двенадцать началась жара. Поезд, чтобы пополнить запас воды, остановился
на десять минут на каком-то полустанке. Снаружи, в таинственном молчании
плантации, тени были необыкновенно чистыми, а внутри вагона застоявшийся
воздух пах невыделанными кожами. Дальше поезд пошел, уже не набирая большой
скорости. Два раза он останавливался в одинаковых городках, деревянные дома
которых были выкрашены яркими красками. Женщина, уронив на грудь голову,
задремала. Девочка сняла туфли, пошла в туалетную комнату и положила увядшие
цветы в воду.
Когда она вернулась, мать уже ждала ее: пора было есть. Она дала девочке
кусок сыра, кусок мясного пирога из маисовой муки и сладкую галету и то же
самое достала из пластиковой сумки для себя. Они начали есть, а поезд тем
временем очень медленно переехал стальной мост и покатил через новый городок,
точно такой, как прежние, с той только разницей, что на площади в нем толпился
народ. Под расплавляющим все и вся солнцем играли что-то веселое музыканты. За
городком, на иссушенной равнине, плантаций уже не было. Женщина перестала
есть.
- Обуйся, - сказала она.
Девочка посмотрела в окно. Она увидела только голую равнину; поезд снова
начал набирать скорость, однако она положила недоеденную галету в сумку и
мигом обулась. Мать дала ей расческу.
- Причешись.
Девочка стала причесываться, и в эту минуту паровоз засвистел. Женщина
рукой обтерла потные шею и лицо. Едва только девочка кончила причесываться,
как в окне замелькали первые дома нового городка, большего по размерам, но еще
более унылого, чем прежние.
- Если тебе нужно что-нибудь сделать, сделай это теперь, - сказала мать. -
И потом, даже если ты будешь умирать от жажды, не проси ни у кого воды. И,
самое главное, не плачь.
Девочка кивнула. В окна сквозь свистки паровоза и подрагиванье



Содержание раздела